Часть 1-я. Артек
В 1957году мне несказанно повезло. По результатам выставки работ, выполненных кружками детского технического творчества Дворца пионеров, в качестве приза, мне досталась путёвка во Всесоюзный пионерский лагерь «АРТЕК». В конце августа я, в составе группы пионеров (около 10 человек) с сопровождающим воспитателем, отправились в далёкий Крым к Чёрному морю.
Ехали мы через Москву, с пересадкой на поезд до Симферополя. Когда мы приехали в столицу, то оказалось, что поезд на юг будет только завтра. В Москве до этого бывал только я из всей группы. Так что на мою долю, на правах знатока, опять досталась роль экскурсовода. Целый день мы бродили по городу, начав от Красной площади и, постепенно расширяя круг осмотра, оказались в районе Садового кольца. Метро унесло нас на Ленинские горы к смотровой площадке. Глядя с высоты, мы проводили солнце за горизонт. Быстро стемнело и перед нами, во всей неприглядности, встала перспектива проводить ночь на жестких лавках вокзала. Другого места ночёвки наша сопровождающая предложить не могла. Она была в растерянности, как и многие люди, впервые попадающие в столичную суету и многолюдье.
На наше счастье у меня в Москве были родственники. Бабушка Шура и тётя Маруся, наверное, были шокированы, когда на пороге их коммунальной квартиры появился я, во главе отряда из десяти пионеров, с воспитательницей. Надо отдать должное их безграничному оптимизму и гостеприимству, когда они, не колеблясь ни минуты, предложили всем заночевать у них. Комнатка на Усачёвке, это рядом с метро Спортивная, в которой они жили вдвоём, была маленькая всего 10-12 кв.метров. Но после вечернего совместного чаепития, на застеленном, чем придётся, полу лёжа разместилась вся группа. Несмотря на отсутствие комфорта, уставшие путники спали, как убитые. Утром, попив на дорожку чаю и поблагодарив наших спасителей, мы отправились на вокзал. Через час вся группа благополучно отбыла на юг.
Для меня поездка на поезде и вагонный быт являлись настолько естественными что, несмотря на общий вагон, я чувствовал себя прекрасно. Чего нельзя сказать о моих товарищах. Некоторые из них ехали впервые, а некоторые хоть и ездили уже, но обычно в купейных вагонах, в которых гораздо удобнее. Состав группы был очень разный. Мы уже познакомились и, из рассказов попутчиков, я с удивлением узнал, что двое из них уже бывали в Артеке и не раз. Оказалось, что в прошлые поездки их сопровождали туда родители. Я был настолько наивен, полагая, что поездка в Артек это счастливый билет, который выпадает только раз в жизни и далеко не каждому.
По бытовавшему тогда среди школьников мнению в этот образцовый во всех отношения лагерь едут только круглые отличники. Сказать по правде я таковым не являлся и чувствовал некий психологический дискомфорт от соседства с ребятами и девочками, которые наверняка, сплошь отличники. Мои «заслуги» лежали в несколько иной плоскости. Общаясь с товарищами, я старательно избегал разговоров на темы учёбы и отметок. Но спустя некоторое время я понял, что и у них особых успехов в учёбе не просматривается. Многие темы, которые возникали в разговорах, обычные, как я полагал, для нашего возраста, они не могли ни поддержать, ни развить. А некоторые вещи, для меня очевидные, для них являлись откровением, как будто их выращивали под колпаком в оранжерее.
Большую часть времени я проводил у окна, разглядывая проносящиеся мимо пейзажи, деревни и города. Виды Украины, по которой лежал наш путь, сильно отличались от всего того, что я видел в других местах нашей страны. Редкие рощицы пирамидальных тополей и просто отдельно стоящие деревья, как это непохоже на тайгу или смешанные леса Урала. Деревеньки и хутора, состоящие из беленьких мазанок, крытых соломой и огромные до горизонта поля подсолнухов. Изредка попадались большие сады с ровными рядами фруктовых деревьев. Несколько раз в отдалении проплывали рукотворные горы терриконов шахтёрских посёлков. В Жарком мареве и пыльной дымке они выглядели как египетские пирамиды в пустыне. Всё было для меня необычно и ново.
Поезд прибыл в Симферополь и встретивший нас автобус отвёз всю группу на, так называемую, эвакобазу Артека. Там мы распрощались с сопровождавшей нас женщиной и поступили в распоряжение местных воспитателей и пионервожатых.
Основное отличие Артека от всех других пионерских лагерей страны заключалось в том, что он функционировал круглогодично. Его работа была налажена по четкому распорядку, как на серьёзном предприятии. Собственно таковым он и являлся. Смена длилась около двух месяцев. И почти каждый день был расписан с утра до вечера, как в регулярной армии. Армейский подход прослеживался буквально во всём.
На эвакобазе, которая являлась предварительным лагерем, все прибывшие проходили комплексный и всесторонний медосмотр. Затем следовала санобработка (баня, стрижка). После этого выдавалась единая форма и все становились одинаковыми, как солдаты. Форма в те времена была довольно простая: спортивные тапочки, тёмные трусы-шорты, белая рубашка с красным галстуком и обязательная белая панамка. Все вещи, в которых пионеры прибывали в Симферополь, оставались на базе до возвращения. С собой разрешалось брать только самые необходимые мелочи. Тёплая или походная одежда и обувь выдавались при необходимости уже в лагере.
Мальчики это переодевание в единую форму переносили сравнительно легко, чего нельзя сказать о девочках. Для некоторых из них, это переоблачение было сильным стрессом. Они тяжело переносили потерю своей индивидуальности и первые дни очень стеснялись. Их стремление хоть как-то выделиться из общей массы принимало порой смешные формы (складки на блузке, по-особому загнутые поля панамки или необычным узлом повязанный галстук…). Некоторые стремились сохранить на руке подаренные состоятельными родителями часы или колечки. Но персонал лагеря пресекал такие попытки беспощадно. Никто не должен был отличаться от общей массы. Для этого часто по разным поводам проводились построения и хождение строем. В строю любые отличия особенно заметны. Ещё в Симферополе за время прохождения акклиматизации все эти отклонения были искоренены.
Уже было проведено распределение в конкретный лагерь (их оказалось целых три, я попал в третий). Были сформированы отряды. По возрасту меня включили в первый. К каждому отряду были прикреплены свои вожатые и воспитатели, которые сразу же начали свою работу. Первое и, по-видимому, самое главное, как в любой армии, «юнармейцы» учились ходить строем. Да не просто строем, а с песнями и т.н. речёвками. Разучивание проводилось прямо на ходу.
«Кто шагает дружно в ряд? Это смена комсомола пионерский наш отряд!»
«Это чей там смех весёлый? Чьи глаза огнём горят?
Это смена комсомола пионерский наш отряд!»
«Будь готов! - Всегда готов! Будь здоров! - Всегда здоров!
Бодрые, весёлые всегда мы тут как тут. Ленинцы артековцы, артековцы идут!!!»
И дальше в том же духе.
Речёвки сменялись песнями.
Есть местечко в Крыму
Ото всюду к нему
Пионеры стремятся гурьбой
Сзади горы и лес
Сверху купол небес
А внизу неумолчный прибой
Поднятие флага. Туман Аюдага.
Тебя наш любимый Артек
И крымские зори и Чёрное море
Мы вас не забудем вовек.
………….
Действительно прошло уже пятьдесят лет, а до сих пор помню.
Великое дело программирование в подсознание.
Не надо удивляться и осуждать старушек с портретами Сталина.
Акклиматизация закончилась, в назначенный день мы сели в автобусы и отправились в путь до главной нашей цели – Артека.
Каждый отряд ехал в своём автобусе с воспитателем и пионервожатым. Путь был не ближний больше двухсот километров, а с дорожным серпантином так и все триста. Сначала дорога была хорошая. Потом начались горы и колонна автобусов, сопровождаемая милицией, с трудом вскарабкалась на Ангарский перевал. Вот тут в просвет между горами я впервые увидел Чёрное море. После перевала автобусы, сделав короткую санитарную остановку у Кутузовского фонтана, бодро побежали вниз к Алуште. Горы расступались, а море становилось всё больше и больше. Какое же оно красивое и огромное, до самого горизонта. Его лазурная синева, искрящаяся солнечными бликами, гипнотизировала и манила. Вдоль дороги уже бушевала сочная субтропическая растительность. Особенно привлекали взгляд не виденные мною ранее кипарисы. В открытые окна автобуса врывались незнакомые пряные южные запахи.
После Алушты начался сложный серпантин, которым, в те времена, славились дороги южного берега Крыма. Участки этой старой крымской дороги сохранились и по сей день, а тогда это был единственный путь, по которому можно было проехать вдоль всего берега. По команде вожатого, были закрыты все окна по левому борту автобуса. Дорога была узкая и очень извилистая. Встречные машины расходились на предельно малом расстоянии. Длинные крутые подъемы сменялись не менее длинными спусками. С одной стороны мелькали деревья и участки голой скалы, а с другой обрыв и панорама моря. Как ни старался водитель ехать плавно, но нас мотало от борта к борту. Некоторым из пионеров (особенно пионерок), от всего этого было не по себе. Кое-кому становилось просто дурно. На лицо были все типичные признаки классической морской болезни.
Смотреть на страдающих было и неприятно и жалко. Чтобы как-то отвлечь нас от дороги вожатый заставлял нас петь бодрые пионерские песни, громко дружным хором выкрикивать разученные на эвакобазе речёвки. Когда мы уставали петь, вожатый громко рассказывал всякие артековские и крымские истории. Он показывал на какой-нибудь приметный объект за окном, называл его, а потом излагал легенду, связанную с этим местом. Меня совершенно не укачивало и, поэтому, я слушал его с неослабным вниманием и разглядывал панорамы и виды, открывающиеся за окнами автобуса. Тем же, кого укачало, было не до легенд и пейзажей за окном. С кислыми физиономиями и мутными глазами они обречённо ожидали конца пути.
Мне определённо понравился наш пионервожатый. Его рассказы я готов был слушать и слушать без конца. Вожатый, его звали Валерий Дмитриевич, был высокий, стройный худощавый, молодой мужчина, спортивного вида. У него была пышная, слегка волнистая шевелюра, которую он время от времени, движением головы откидывал назад. В этом непроизвольном движении улавливалась какая-то лихость и молодой задор. Одет он был в лёгкий белый полотняный костюм, который был ему очень к лицу.
Как же нам повезло с вожатым! Я слушал его голос и невольно любовался им.
Долгая утомительная дорога кончилась. Автобус въехал на территорию третьего лагеря Артека (Теперь это "Кипарисный"). Мы оказались в густом тенистом красивом парке перед невысоким белокаменным домом на ступенях крыльца, которого нас, в полном составе, встречала администрация.
По взмаху руки вожатого мы нестройным, усталым хором выкрикнули, заученное в автобусе, артековское приветствие – «Всем! Всем! Добрый день!!!». От возвышающейся неподалеку высокой голой скалы, нам ответило эхо – «День! День! День!!!....». Это выглядело как ответное приветствие нам от Всесоюзного санаторного пионерского лагеря.
Традиция приветствия в Артеке была возведена в ранг ритуала. Сколько бы раз в течение дня пионер не повстречал взрослого, он должен был произнести священное заклинание – «Доброе утро!» - это утром, «Добрый день!» - днём, и «Добрый вечер!» - соответственно вечером. Если отряд шел строем, то фраза произносилась хором. Если навстречу шла группа или другой отряд то хор звучал, не сбивая строя, в такт шагам - «Всем! Всем! Добрый день!!!». Это так усвоилось за время пребывания в лагере, что наверное спустя годы я узнаю бывшего артековца по приветствию - «Добрый день!» вместо - «Здравствуйте!» И уж конечно «не наш», человек, бросающий на ходу – «Привет!», даже не взглянув в глаза встречному.
Директор лагеря произнёс перед строем вновь прибывших короткую речь и нас развели по отрядным помещениям. Собственно помещением назвать это было трудно. Тёплый южный климат здешних мест внёс свои коррективы в моё представление о лагерном жилье. Большая ровная асфальтовая площадка на уступе горы была прикрыта сверху тентом на нескольких опорных стойках. Под тентом двумя ровными рядами стояли сорок кроватей разделённых тумбочками. Всё это очень напоминало казарму на открытом воздухе. Площадка была чисто убрана, постели аккуратно заправлены, над острыми углами подушек, лежащих особым образом на кроватях, можно было протянуть нитку. Порядок был идеальный. С одной длинной стороны площадки находился скальный обрыв склона горы, а с другой, огороженной балюстрадой, открывался великолепный вид на морскую даль.
Прямо перед нами до горизонта простиралась лазурная равнина моря, на которой далеко, далеко просматривался в дымке силуэт корабля. Слева вдали над берегом возвышалась большая гора, плавные контуры которой, напоминали лежащего головой к воде огромного медведя. Это и был легендарный Аю-Даг (Медведь-гора) – символ Артека. Вожатый объяснил нам, что от Аюдага до нашего пляжа, вернее до скалы, которая приветствовала нас своим эхом, располагается территория всех лагерей Артека. Скала справа, начинающаяся прямо из моря, называется Генуэзская (потому что на ней стоит генуэзская крепость). Она отделяет третий лагерь от курортного посёлка Гурзуф. В море, на достаточном отдалении от берега, чуть левее от нас, находились две стоящие рядом громадные скалы, которые назывались Адалары. Между Аю-Дагом и нашим лагерем слева был виден скалистый мыс, рядом с которым на берегу возвышалось красивое белое здание похожее на дворец. Это здание красивой архитектуры, как сказал вожатый, раньше назывался курорт Суук-Су, который был передан Артеку и стал вторым лагерем. А скалистый мыс над морем называется Шаляпинской скалой (говорят, что он пел с этого мыса).
По предложению Валерия Дмитриевича мы распределили между собой кровати и, построившись, пошли в столовую, где нас ждал праздничный артековский обед. Около столовой мы с удивлением увидели двух павлинов. Яркие царственные птицы спокойно и степенно расхаживали на площадке перед зданием и что-то подбирали, как обыкновенные куры. Вожатый, предупреждая наши вопросы, тут же объяснил, что на территории лагеря есть много всяких животных и птиц. Олени, ёжики, даже дикобраз, а так же желтопузики (это такие безногие ящерицы по виду похожие на змей), обычные ящерицы и много других южных животных и тварей. Павлинов не одна пара. Живут они в Артеке давно и только благодаря тому, что их никто не обижает.
«Я надеюсь, что никому из вас не придёт в голову обижать ёжика или выдёргивать перо из павлина. До сих пор этого не происходило. Надеюсь и с вашим приездом такого не случится» - сказал Валерий Дмитриевич.
Мы молча согласились и строем вошли в столовую. Обед действительно был праздничный, даже компот был из абрикосов, такой я пробовал однажды в день приезда в Свердловск. На столах стояли вазы с виноградом и яблоками. Всё было приготовлено для нас. Излишне говорить, что всё это было сметено в самое короткое время. Даже не смотря на то, что некоторые, укачанные по дороге пионеры, ещё не совсем отошли от морской болезни.
После обеда по установленному в пионерских лагерях распорядку следовал тихий час, который в Артеке именовался «абсолют» в том смысле, что должна соблюдаться абсолютная тишина. Тишина, конечно, была не совсем полная. Морской прибой в сорока метрах от наших кроватей мерно шуршал, перекатывая камни пляжа. Легкий морской ветерок качал вершинки кипарисов и колыхал края тента. Из кустов окружавших спальный навес доносился стрекот кузнечиков и цикад. Я вспоминал, каким мучением был тихий час в лагере ГОРОНО под аккомпанемент «двухмоторных» комаров. Здесь мысли мои стали путаться и я, впервые за всю свою лагерную историю, быстро уснул днём.
Разбудили нас громкие и чистые звуки пионерского горна. Сигнал подъема выводился без малейшей фальши подобно тому, как исполняет партию трубач симфонического оркестра. Но, раскрыв заспанные глаза, мы увидели горниста. Он стоял на выступе Генуэзской скалы и выглядел, как классическая скульптура соцреализма в городском парке отдыха. Только горн (вернее фанфара) в его руке сияла настоящим золотом в лучах яркого южного солнца. Это был обычный пионер небольшого роста, в лагерной форме и красном галстуке.
С этого первого сигнала и вплоть до конца смены вся наша жизнь протекала по сигналам горна, и каждый раз горнист был новый. По заведённому правилу, каждый артековец должен был овладеть искусством подачи сигналов горном и барабаном, сдав при этом специальный зачёт.
После подъема и полдника состоявшего из какао и печенья была экскурсия по территории нашего третьего лагеря. Нам показали все основные достопримечательности и объяснили назначение отдельных помещений и площадок. Первым делом мы посетили учебный корпус, где, спустя несколько дней, нам предстояло начать учебный год. Приближалось первое сентября. Корпус был отделён от основной территории лагеря улицей Гурзуфа. Через неё, на высоте второго этажа, был перекинут мостик, пройдя по которому мы оказались на огороженной территории школы. (у проходной «Кипарисного» остатки этого мостика сохранились до сих пор – прим «Артековец») Школа мне понравилась. Она была небольшая, но очень уютная. Небольшие классные комнаты, оборудованные кабинеты по предметам, просторные коридоры и места отдыха. Большие окна много света чистота и порядок везде. Как и лагерь, школа была образцовой. Я вспоминал многие классы и школы, где мне доводилось учиться, сравнить было не с чем.
Стало немного грустно. Почему во всей стране не может быть, так как в Артеке. Неужели остальные ребята не могут получить такие же условия для своего детства? Оно ведь так быстро проходит!
Вернувшись на территорию лагеря, мы первым делом пошли на Генуэзскую скалу. Сверху открывался прекрасный вид на Гурзуф и продолжающееся за ним побережье Крыма. Вожатый рассказал нам о посёлке. Отдельно он коснулся истории с посещением Гурзуфа А.С.Пушкиным и показал на утёс, который с тех пор называется Пушкинский.
«Помните?»
«Прощай свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой…»
– процитировал он.
Так вот это происходило здесь на этой скале. Затаив дыхание, мы во все глаза смотрели по сторонам. Нас окружала сама история.
Со смотровой площадки мы, пройдя по каменному карнизу, оказались у входа в тоннель, вырубленный в скале по направлению к морю. Ведомые нашим экскурсоводом, мы вошли в него и, пройдя метров сорок, оказались у большого проёма, выходящего над морем наружу. В проёме было установлено ограждение, как на балконе. Высота этого балкона над морем была около тридцати метров. С него открывался прекрасный вид на окружающее морское пространство. Это место в глубокой древности служило наблюдательным пунктом для генуэзцев – обитателей крепости. Позднее я убедился, что Крым изобиловал такими историческими местами. В нём всё дышало легендами древней истории.
По той же тропе мы спустились вниз на территорию лагеря. Во время спуска внезапно Валерий Дмитриевич остановился и попросил всех замереть. Он плавным жестом указал нам на ветку куста у аллеи. Попросил не делать резких движений и посмотреть на происходящее на ветке. Сначала никто ничего не разглядел но, присмотревшись, поняли, что привлекло внимание вожатого. Картина, открывшаяся нашим глазам, была очень любопытной.
На ветке сидела огромная по моим представлениям муха, длинной сантиметра три, не меньше. Она издавала громкий сверчащий звук, который мы не раз уже слышали в лагере. Нам и в голову не приходило, что источником этого звука является муха, а не какой-нибудь кузнечик. «Это и есть цикада» - объяснил вожатый «Но вы смотрите внимательнее и увидите главное». Мы всмотрелись и, наконец, увидели то, что нам хотел показать наш старший товарищ.
Неподалеку от цикады на той же ветке сидело странного вида существо, напоминающее по форме несколько соединённых между собой палочек. Самая длинная (около пятнадцати сантиметров) и толстая палочка оканчивалась маленькой головкой с круглыми глазами. Глаза были повёрнуты в сторону цикады и внимательно следили за ней. Чуть ниже головы к телу – палочке были прикреплены длинные сложенные вдвое лапки с когтями на концах. Существо держалось на ветке ещё несколькими цепкими ножками, отходящими от нижней части туловища. Оно находилось, как бы в оцепенении, только кончики коготков на лапках подрагивали. Окраска этой странной твари была такая же, как и веточка и обнаружить её было бы очень трудно. Маскировка была великолепная. Как ни напряженно, затаив дыхание, рассматривали мы эту диковинную пару, нами был упущен самый главный момент. В какое-то неуловимое мгновение сложенные лапки существа распрямились и схватили цикаду за туловище. Напрасно большая муха, трепеща расправленными крыльями, пыталась освободиться. Сильные длинные лапы, как рычаги сложились и приблизили муху к маленькой головке существа. Последовал быстрый укус и цикада превратилась в обеденное блюдо гигантского богомола, как его назвал Валерий Дмитриевич.
Мы все получили нагляднейший урок борьбы за существование в природе. Наблюдение этого редкого для натуралиста события, заставило меня в дальнейшем внимательнее смотреть вокруг, чтобы не упустить чего-нибудь подобного.
Оставив богомола за его трапезой, мы двинулись дальше. Территория лагеря оказалась не такой уж большой. Через пятнадцать минут мы оказались у конца нашего галечного пляжа. Дальше начиналась, как бы нейтральная, территория - «Дикий пляж», на который, при желании, могли приходить жители Гурзуфа. Пионерам лагеря посещать этот пляж запрещалось. На диком пляже, покрытом огромными камнями, были небольшие участки, усыпанные мелким галечником. На них и размещались немногочисленные посетители из числа местных жителей и отдыхающих. Наш отряд, проходя мимо, поприветствовал отдыхающих нашим артековским – «Всем! Всем! Добрый день!» В ответ на это, лица людей расцвели улыбками. И в дальнейшем я не раз замечал, как теплеют улыбками лица встречающих нас людей. А мамы, наклоняясь к своим чадам, начинают вести воспитательную работу, указывая на нас пальцем. Не трудно угадать, что говорилось - «Вот будешь вести себя хорошо и учиться на одни пятёрки тогда ты поедешь в Артек!»
Свои соображения о пятёрках и отличниках я уже высказывал. Но легенда - есть легенда и не буду её разрушать. В конце концов, нет ничего плохого, в стремлении стать отличником.
Миновав дикий пляж и поднявшись на высокий берег, мы оказались на поле стадиона. Стадион был большой, но без футбольного поля посредине. Вместо этого там были три площадки: баскетбольная волейбольная и ещё одна такая же, но без сетки. Вокруг беговые дорожки ямы для прыжков и метательные площадки. На этом стадионе третий лагерь и проводил свою спортивную работу. Сейчас стадион был пуст. Нет, я ошибся, не совсем пуст. В дальнем от нас краю стадиона происходило, что-то интересное. На фоне необычной ярко-красной автомашины выделялась группа ребят, одетых в форму пожарных. На их головах сверкали блестящие каски с гребешком. Мы подошли поближе и стали свидетелями тренировки юных пожарников. Валерий Дмитриевич, который был уже осведомлён о происходящем, объяснил нам, что это ребята из города Ижевска, приехавшие вчера своим ходом на машине, передаваемой в подарок Артеку от Ижевского автозавода. Ребята являются победителями соревнований юных пожарников и для них путёвки в Артек это заслуженная награда. Всё что они привезли с собой останется теперь в лагере и послужит тем, кто захочет тоже участвовать в таких соревнованиях.
Мне это занятие показалось интересным.
Командовал старший из них, который был водителем машины. Они одевали и снимали пожарную одежду на скорость, по секундомеру. Быстро надев брезентовые брюки и куртки, они садились на боковые сидения машины. Уже на ходу надевали и застёгивали на голове блестящие каски, а на поясе широкий ремень, с висящим на нём топориком в чехле. Машина, издав короткий пронзительный сигнал, срывалась с места и, сделав круг по стадиону, останавливалась там же, где была. Ребята быстро покидали свои места доставали из специальных отсеков машины, смотанные в рулоны, пожарные шланги. Подключив их к отверстиям в машине, убегали от неё, разматывая рулон на всю длину. Во время бега, они присоединяли к концу шланга блестящий металлический наконечник.
Машина ревела мотором и по шлангам бежала вода, надувая их. Когда юный пожарник полностью разматывал шланг, из наконечника в его руках вырывалась мощная струя воды. Этой струёй нужно было попасть в мяч, установленный в отдалении на специальной подставке. Только мяч падал, засекалось время. Упражнения мне показались не сложными и я решил для себя попробовать научиться делать то же самое не хуже их. Меня всегда привлекали технические виды спорта. Здесь же техника в виде настоящего правда маленького пожарного автомобиля была налицо. В этом ярком автомобиле имелось все оборудование необходимое для тушения пожара: мощный водяной насос, раздвижная лестница, лафетный ствол (как пулемёт на тачанке) и многое другое. Экипаж состоял из шести человек, включая водителя машины. Всё действующее, настоящее, только маленькое.
Полюбовавшись быстрыми и слаженными действиями юных пожарных, мы вернулись в лагерь. Горнист уже сыграл сигнал сбора к столовой – «Бе-ри лож-ку бе-ри хлеб и са-ди-ся за о-бед!» Речь шла об ужине, но сигнал от этого не изменялся.
Ужин был обычный, не праздничный, но тоже очень вкусный, хотя и лёгкий. Когда мы сидели за столами, вошла старшая пионервожатая и объявила, что после ужина общий сбор на лагерной линейке.
Построение на лагерной линейке это тоже особый Артековский ритуал. Каждый день в лагере начинался и оканчивался линейкой. По особым случаям общий сбор проводился и среди дня.
Утром на мачте поднимался флаг и окрестности оглашал многоголосый хор
– «Всем! Всем! Доброе утро!!»
Вечером флаг спускали и над морем разносилось
– «Всем! Всем! Спокойной ночи!!»
На этот раз всё было проще. Флага на мачте ещё не было. Торжественное открытие лагерной смены должно будет состояться только завтра. Состоялось нечто вроде репетиции завтрашней утренней линейки. Рапорты председателей отрядов, которых назначили (избрали?) ещё на эвакобазе.
Нашим председателем была бойкая симпатичная девочка Люда Жилó. Мне она определённо нравилась своим деловым и энергичным подходом к решению отрядных вопросов. Чувствовалось, что она не впервые исполняет эту ответственную работу. Я уже говорил, что было довольно много ребят и девочек, которые не по одному разу бывали в этом благословенном месте. Они и вели себя как-то по-особому. Даже с персоналом лагеря, похоже, были давно знакомы, хотя и не бравировали этим. Но по некоторым признакам они легко вычислялись. К этой категории ребят относился повидимому и мой хороший товарищ по артековскому отряду Петя Барулин. Хороший мальчик он мне очень нравился своим тонким юмором культурой и воспитанностью. Некоторое время мы ещё переписывались, но когда, оказавшись в Москве, я захотел его навестить, оказалось что это невозможно. Его дом на Большой Калужской улице охранял неразговорчивый субъект в штацком. Такая же охрана была и у дома Люды Жилó. Так что артековская дружба, воспетая в песне, имела свой предел.
Старшая вожатая подробно рассказала нам, как будет происходить церемония открытия. Что и по какому сигналу мы должны хором выкрикивать. Когда отдавать пионерский салют и как маршировать мимо трибуны, на которой будут важные гости. Гостей будет много: не считая местной лагерной администрации, будет представитель главной дирекции Артека, секретарь парткома Гурзуфа, уполномоченный ЦК ВЛКСМ и ещё много других важных лиц. Мы должны не ударить в грязь лицом перед этими гостями и достойно принять эстафету артековцев.
Репетиция затянулась и, когда мы, наконец, уставшими голосами, прокричали – «Всем! Всем! Спокойной ночи!!» больше всего хотелось этого самим себе.
Солнце садилось, и тень от Генуэзской скалы накрыла почти всю территорию третьего лагеря. Наскоро умывшись, я успел ещё сбегать на смотровую площадку крепости и проводить светило за горизонт моря. Зрелище стоило того. Раньше мне никогда не доводилось видеть такую картину.
Когда я вернулся под навес отрядной спальни, меня уже хватились и беспокоились. Пришлось соврать, что я задержался в туалете. Прошло. На первый раз поверили.
Все улеглись и многие, устав за день, быстро заснули. Мне не спалось. От обилия впечатлений в голове был какой-то сумбур. Быстро стемнело. Всё небо было усыпано крупными южными звёздами. Море погрузилось в кромешную тьму. Иногда мрак прорезал ослепительный луч прожектора. Луч обшаривал горизонт от края до края и гас, оставляя в глазах мелькающие светлые зайчики. Эти лучи прожектора никогда не давали забыть, что море это граница нашего государства и её надёжно охраняют.
Ночью в тишине нарушаемой только постоянным шуршаньем прибоя громче звучали цикады и ещё какие-то сверчки и кузнечики.
Из-под кровати послышался шорох. Я, осторожно не шевелясь, скосил глаза и в отсвете прожектора увидел ёжика. Он по-хозяйски проследовал под всеми кроватями вдоль тумбочек. Останавливаясь около каждой из них, он обнюхивал, привстав на задние лапы.
Чувствовалось что он здесь хозяин, который проверяет всё ли в порядке.
Часть вторая: Экскурсия на Адалары
Письмо домой
(ПРИМЕЧАНИЕ: Для оформления «Неизвестного Артека» использовались фотографии архива автора и «Артековца».)